Калигастия был Сыном-Ланонандеком, 9.344-м членом вторичной категории. Он обладал опытом управления делами локальной вселенной в целом, а также, в течение более поздних эпох, опытом руководства делами локальной системы Сатания в частности.
До начала правления Люцифера в Сатании Калигастия был прикреплен к иерусемскому совету помощников Носителей Жизни. Люцифер возвысил его, включив в свой личный персонал, и он успешно справился с пятью последовательными заданиями, продемонстрировав честное и ответственное отношение к своим обязанностям.
Калигастия уже давно стремился получить назначение в качестве Планетарного Князя, однако раз за разом, при рассмотрении его прошения в советах созвездия, ему не удавалось заручиться согласием Отцов Созвездия. Особенно упорно Калигастия добивался назначения на должность планетарного правителя десятичной сферы—мира видоизменения жизни. Его прошение несколько раз отклонялось, прежде чем он был, наконец, назначен на Урантию.
Калигастия покинул Иерусем и вступил в ответственную должность суверенного владыки мира с завидным послужным списком Сына, верного и преданного благополучию вселенной своего происхождения и пребывания, несмотря на некоторую свойственную ему нетерпеливость в сочетании со склонностью к несогласию с существующим порядком вещей в ряде второстепенных вопросов.
В тот памятный день, полмиллиона лет тому назад, я находился на Иерусеме, когда блистательный Калигастия покинул столицу системы. Ни один Планетарный Князь не вступал на путь управления миром с более богатым предварительным опытом или лучшими перспективами, чем Калигастия. В одном я уверен: исполняя свое задание—передавая рассказ об этом событии по каналам дальней связи локальной вселенной,—я ни на миг и ни в малейшей степени не предполагал, что этот благородный Ланонандек так грубо предаст священный долг планетарной опеки и запятнает славное имя этой возвышенной категории вселенского сыновства. Я был уверен в том, что Урантия попала в число пяти или шести наиболее счастливых планет во всей Сатании, ибо у ее руля должен был встать столь опытный, блестящий и оригинальный ум. Тогда я еще не сознавал, что Калигастия незаметно проникался себялюбием; тогда я еще не так хорошо понимал всего коварства личностной гордыни.