В пространственно-временных творениях свободная воля скована принуждениями и ограничениями. Эволюция материальной жизни сначала является механической, затем активируется разумом и (после посвящения личности) может стать ведомой духом. Органическая эволюция в обитаемых мирах физически ограничена потенциалами, заложенными Носителями Жизни при изначальной имплантации физической жизни.
Смертный человек—это машина, живой механизм; его корни действительно уходят в физический мир энергии. Многие человеческие реакции по своей природе механичны; многое в жизни механистично. Однако по своему устройству человек является значительно большим, чем просто машина: он наделен разумом и обладает духом. И хотя в течение всей материальной жизни он не в силах освободиться от химической и электрической механики своего бытия, он способен учиться всё лучше подчинять этот механизм физической жизни направляющей мудрости опыта посредством посвящения человеческого разума исполнению духовных побуждений пребывающего в нем Настройщика Мышления.
Дух освобождает волю; механизм ее ограничивает. Несовершенный выбор, неконтролируемый механизмом и неотождествленный с духом, опасен и неустойчив. Преобладание механического начала обеспечивает устойчивость в ущерб прогрессу. Союз с духом освобождает выбор от связи с физическим уровнем и одновременно обеспечивает божественную устойчивость благодаря углубленному постижению вселенной и расширенному пониманию космоса.
Созданию угрожает великая опасность, если, освобождаясь от оков жизненного механизма, оно не компенсирует эту потерю устойчивости за счет гармоничной и прочной связи с духом. Когда воля создания становится относительно свободной от механической устойчивости, его внутреннее «я» может попытаться обрести еще большую свободу без укрепления связи с духом.
Весь принцип биологической эволюции исключает возможность появления в обитаемых мирах примитивных людей, наделенных сколько-нибудь значительной способностью самоограничения. Поэтому тот же творческий замысел, целью которого была эволюция, обеспечивает и внешние ограничения—время и пространство, голод и страх,—существенно сужая субдуховный выбор таких неразвитых созданий. По мере того, как разум человека успешно преодолевает всё более трудные преграды, всё тот же творческий замысел обеспечивает длительное накопление передаваемой расами по наследству и мучительно, по крупицам собираемой эмпирической мудрости,—иными словами, обеспечивает поддержание равновесия между ослабевающей внешней и растущей внутренней сдержанностью.
Медленное течение эволюции, культурного прогресса человечества, свидетельствует об эффективности того торможения—материальной инерции,—которое столь успешно гасит опасную скорость прогресса. Так само время смягчает и частично нейтрализует результаты преждевременного и потенциально губительного освобождения человеческой деятельности от ближайших преград. Ибо когда прогресс культуры становится слишком быстрым, когда материальные достижения опережают эволюцию поклонения и мудрости, то это означает, что цивилизация несет в себе семена регресса. И если такие человеческие общества не получают поддержки за счет быстрого роста эмпирической мудрости, они не удерживаются на высоких, но преждевременных уровнях достижения, и «средневековье» бездействия разума становится свидетелем неизбежного восстановления дисбаланса между личной свободой и самообладанием.
Зло Калигастии заключалось в том, что он обошел временной регулятор постепенного освобождения человека—необоснованно уничтожил сдерживающие барьеры, эмпирически не преодоленные разумом смертных того времени.
Тот разум, который способен добиться частичного сокращения времени и пространства, самим этим действием доказывает, что он наделен семенами мудрости, способными служить эффективной заменой преодоленного барьера сдержанности.
Люцифер также пытался нарушить действие временного регулятора, блокирующего преждевременное обретение некоторых свобод в локальной системе. Утвердившись в свете и жизни, локальная система эмпирически достигает тех воззрений и той глубины постижения, когда появляется возможность пользоваться многими методами, которые оказались бы вредными и разрушительными для той же системы в эпохи ее неустойчивого существования.
Когда человек сбрасывает с себя оковы страха, когда с помощью своих машин он соединяет континенты и океаны, а с помощью своей письменности—поколения и века, то каждое преодоленное ограничение он должен добровольно заменить новым ограничением, соответствующим нравственным велениям расширяющейся человеческой мудрости. Эти добровольно возложенные на себя ограничения являются одновременно и наиболее сильными, и наиболее слабыми из всех факторов человеческой цивилизации: это идеи справедливости и идеалы братства. Человек обретает даже способность облачаться в сдерживающее одеяние милосердия, когда решается полюбить своих товарищей, и достигает начал духовного братства, когда принимает решение относиться к ним так, как он хотел бы, чтобы относились к нему самому, то есть так, как, по его мнению, к ним относился бы Бог.
Автоматическая вселенская реакция является устойчивым и, некоторым образом, продолжающимся в космосе явлением. Личность, познавшая Бога, желающая исполнить его волю и отличающаяся духовной проницательностью, обладает божественной устойчивостью и вечным существованием. Великое испытание человека во вселенной заключается в переходе его смертного разума из состояния механической статичности к божественности духовной динамичности, и он достигает этой трансформации за счет силы и постоянства своих собственных личностных решений, в каждой из жизненных ситуаций провозглашая: «Воля моя в том, чтобы свершилась воля твоя».